Шесть квадратных метров жизни

Я не могу без радуги (письмо 1-е).

Эти шесть квадратных метра – мое пространство для жизни, мыслей, отдыха – для всего. В них умещаются различные миры, в которые я ухожу снами, здесь же умещаются все мои многогранные, хоть и одинаковые материалом мысли, все мои чувства и слова. Последнее – наименее многочисленное явление – здесь, кроме меня одного, никого не бывает. Во всяком случае, в то время, когда я способен воспринимать окружающий мир.
Мой шестиметровый мир состоит из стола стула и кровати, - обстановка довольно-таки убогая, но мне этого вполне хватает. Стены здесь поклеены старинными ( в наше время таких, по-моему, если верить телевизору со второго этажа, не делают) красными обоями, с ромбовидным переплетенным узором, напоминающим ветки деревьев. В некоторых местах стены дали трещины, которые еще более дополняют картину чего-то старого, классического такого…
Я терпеть не могу эту классику.
Окно в этой комнате одно – круглое, с крестообразной рамой, оно напоминает мне иллюминатор. Оно находится прямо напротив двери, над письменным столом. Света здесь нет – точнее, свет конечно есть, но он длится примерно с пяти ( а зимой он появляется еще позже) до где-то… До различного, изменяющегося вместе с временами года времени, которое, впрочем, слишком мало для того, чтобы назвать его достаточным.
Стол у меня либо из музея сперли, либо он просто жутко старый – ему в любом случае нужно «обратно» - ножки у него сделаны в виде огромных завитков, столешница украшена ветееватой рамкой. Сам стол темно-коричневого цвета, каждый ящик той же рамкой, что и на столешнице, только в миниатюре. Ручки стола похожи на панцири улиток – выпуклые посередине, они становятся все ниже, все менее рельефными и, наконец, совсем пропадают, слившись с гладким деревом ящика. За такие ручки браться неудобно, но выглядят они красиво (а для меня-то они просто неудобны – я уже успел на их допотопную завитушечность).
Рама круглого иллюминатора и кровать выполнены в том же стиле – сверху на окне завиток, похожий на чубчик, который, извиваясь, расходится в две стороны. Искусно выточенные из дерева розы лежат вдоль деревянных завитков. Я бы мог восхищаться этим, но мне это все опротивело и осточертело, что я даже не могу видеть это произведение искусства. Двадцать четыре часа, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году…
Я никогда не выхожу отсюда. Эта дверь, со стеклянным прямоугольным окошком, которое находится намного выше уровня моих глаз, всегда заперта для меня – я не имею доступа в мир. Воздух в комнате спертый – круглое резное окно, будь оно проклято, не открывается. Да и открыть бы мне его не разрешили! Я же…
У меня есть несколько занятий:  я могу читать, рисовать и смотреть в окно. Хоть бумаги у меня достаточно, писательской деятельностью я не занимаюсь – я выше этого. Тем паче, что как я могу что-то писать, если никогда не бываю на улице, никогда не гуляю, не вижу и не знаю никого, кроме вашего покорного слуги. Я предоставлен сам себе в прямом смысле этих слов. Что я ем? Еду сюда поднимают на подъемнике какие-то люди – может быть их много, может быть этот человек – один. Я до такой степени отрезан от окружающего мира, что даже не знаю, кто носит мне еду. Я не знаю, как снаружи выглядит здание, в котором я нахожусь, как не знаю его планировки изнутри, но судя по тому, на какой высоте находится мое окно, я могу судить, что этот дом огромен.
Судя по тому, что из окна этого дома других домов не видно – это дом на отшибе. Этакий огромный классический особняк (как банально: одинокий некто, запертый один в одной из комнат огромного особняка, находящегося далеко от цевилизации! Сколько книжек я перечитал с таким сюжетом!...)
Представьте мою комнату. Погода сейчас пасмурная, тучи медленно и очень низко ползут над землей. Представьте старинный стол, за которым я сижу: темный, залитый лишь тусклым светом приближающегося вечера.
Что я вижу в окно? О, это стоит отдельного описания. Я вижу огромны хвойный лес, который простирается далеко-далеко во всех направлениях. Где-то слева, с запада (я могу судить о сторонах света по солнцу – оно всегда встает по правую руку, если стоишь лицом к окну) лес кончается, начинается поле – оно простирается на запад так далеко, как только мне позволяет видеть окно. Лес идет на север не до самого горизонта – очевидно, там обрыв – дальше видно только небо. Одно дерево растет совсем близко к дому и если бы я мог открыть окно, я бы запросто смог бы достать до него рукой. Перед моим окном – небольшая полянка, затем – забор – тоже, как и все здесь, очень старый, а за забором как раз и начинается лес. Такая погода как сейчас навевает немного тревожные и загадочные мысли. Зеленый полумрак леса, далекий-далекий фонарь, который стоит на дороге (если ветер дует на юг, то можно слышать шум машин) – от его света тоже как-то… У меня дежавю, связанное с этим фонарем… А может быть это, всего лишь воспоминания вчерашнего дня?...
Дни эти одинаковы, однообразны… Я не знаю им счета. Раньше я много чего пытался узнать: и сколько мне лет, и откуда я, почему я здесь – постоянно клал бумажки с вопросами в подъемник, а теперь мне как-то… Все равно. Ответы мне так и не пришли…
Здесь нет зеркала – я даже не представляю, как я выгляжу!
Что это за стук?! Ах, это дождь… Да все и шло к дождю – тучи, набрякшие влагой низко нависли, а затем, не выдержав этой тяжести, уронили на землю первые капли дождя…
Я не знаю, что со мной. Последние месяцы (а может, это были недели?..) я слал себя очень плохо чувствовать, перестал рисовать, почти не читаю. Просто постоянно лежу и дремлю… Меня эта дрема пугает – вдруг как я когда-нибудь не проснусь? Мне кажется… Мне много чего кажется. В последнее время мне все чаще кажется, что я слышу чьи-то шаги – кто-то ходит мимо моей двери. Может, это ты ходил мимо вчера?...
Ну вот мне и пора кончать мое письмо. Может, хоть на этот раз ты (кто бы ты ни был!) мне ответишь? Скажи, кто я, что со мной? Прейди ко мне, умоляю! Мне так одиноко!...
P. S.
… А вот кончится дождь, на улице станет свежо-свежо, я прямо как будто сам чувствую. Воздух станет тягучим, влажным, небо прояснится и появится солнце. А если бы еще появилась радуга, я был бы вообще счастлив и пошел бы спать не с чувством безнадежно-пасмурного неба и далекого унылого фонаря, а с чувством радуги, как надежды на завтрашний день. Ведь это так тяжело, жить, не зная, кто ты такой, откуда, за что тебя здесь держат!... Я не могу жить без надежды – тогда бы все мое существование (не жизнь, а именно существование!) кажутся бессмысленными… Эта надежда, она – как радуга. А я не могу без радуги…
 
Залив, на берегу которого хорошо(письмо 2-е).

Можно ли забыть такое? Начать описывать эту картину можно исключительно со слов "я дышу". И действительно, чтобы ощутить то, что ощутил я, надо закрыть, плотно-плотно закрыть глаза и вдохнуть. Попробуй и тогда слова этого крошечного очерка не покажутся тебе наивными или глупыми, ведь слова - это лишь скелет рассказа, а то что ты себе сможешь представить и есть то самое прекрасное лицо... Я знаю, многие писатели могут написать даже самое простое предложение так, что никакого воображения не потребуется, чтобы понять, что он этим хотел сказать, какую картинку хотел показать тебе. Его задача сказать тебе так, чтобы тебе не понадобилось прикладывать усилий, чтобы что-то представить, он подносит тебе картинку на блюдце, а тебе остается лишь открыть глаза, чтобы увидеть. Но я – не писатель. Я не смогу сказать так, чтобы тебе не пришлось ничего представлять, поэтому здесь качество и красочность моего рассказа, даже, точнее сказать, маленькой картинки зависит только от того, как ты сможешь оплести наивный скелетик моих слов своим воображеньем. Просто закрой глаза, и вдохни как вдохнул я.
Воздух здесь не такой как везде. Я не могу сказать, чем этот воздух отличается от какого-то другого, но могу сказать точно – он отличается. Воздух огромного города, с кружащими голову возможностями, с гигантскими домами, достающими до покрытого серой вечной дымкой неба, делающей его и в ясную погоду серым,  с его широкими, открытыми каждому улицами ишь входит глубоко в грудь, поддерживая жизнь в твоем организме, не более того. Ты озираешься по сторонам – кругом, словно в лабиринте – стены: серые, красные, желтые – всякие!  - улицы... Эта городская жизнь действительно похожа на лабиринт – за одним поворотом – беда, за другим – радость, но это все со временем перемешивается, свивается в огромный цветной клуб, и к концу года ты уже не можешь отличить одного от другого. Плачешь от радости, смеешься, если  тебя обижают… Все это значит, что ты устал. А если ты устал, чувствуешь вязкое тепло в  голове от множества переплетенных, словно артерии пульсирующих мыслей, тебе нужно лишь одно – просто побывать здесь. Здесь один лишь этот первый вдох наполняет тело прохладой и в голове все становится на свои места. Жизнь кажется понятной и до смешного простой, ты мысленно смеешься над тем, что раньше тебя так волновало. Воздух здесь даже не такой как в пригороде или в деревне. Там тоже поразительно чистый захватывающий дух воздух, но он ничто, по сравнению с этим воздухом, напоминающим прохладную воду. Просто закрой глаза и вдохни… Этот воздух что ты сейчас в себя вдохнул, лишь слабый отголосок того, что можно почувствовать здесь.
А теперь я просто и кратко, как умею, опишу тебе это место.
Представь небо в деревне. Наверняка ведь у тебя есть деревня. Это огромное зеркало, напоминающее воду. Огромное, глубокое, иссиня-черное и бесконечное. Оно все пропитано этим воздухом, смешано с ним и в нем – звезды. Луна еще не взошла, и только они освещают землю… Это поразительно – мириады огромных и совсем не по-городскому ярких звезд… Они напоминают огромное количество песчинок,  каждая из которых сияет как солнце… Они на столько яркие, что образуют тень, которая лежит рядом с тобой на песке. Но самое восхитительное, что пробирает до дрожи, что навсегда впечатывается в память – это море. Любой, кто был там, может поспорить со мной, что это был залив. Да, это был Залив, и я не побоюсь написать это с большой буквы. Только представь – огромное, постоянно искажающееся, но бесконечно прекрасное зеркало, в котором непрестанно дрожат и мерцают звезды, волны, усыпанные белыми кучеряшками, постоянно шепчут тебе твое имя, как будто сегодня ты – главный в этом огромном и в то же время бесконечно крошечном, сомкнувшимся вокруг тебя мире. Я прислушался – волны действительно шепчут. Кажется, такое постылое сравнение, но они правда шепчут, а может быть даже поют…
А вокруг – скалы. Они создают непередаваемую акустику этому шепоту, и кажется, что это мир уменьшился до размеров небольшого песчаного пляжа, специально для того, чтобы ты познал его разгадку.
И все это – дрожащие в небе звезды, бросающие в море своих близнецов, которые поют, вечно изменяясь, эти волны, огромные гранитные скалы, неровная цепочка следов, все это… Неужели все это я придумал? Вот прямо вчера вечером я лег в кровать, закрыл глаза и ушел мыслями туда, где бываю каждый вечер. Смешно, но я живу не только здесь. Я так бесконечно одинок, что я бы просто умер бы здесь от тоски, если бы не представлял себе разных миров, мест… Существует, хоть только и в моем сознании, множество людей, с которыми, как с тобой, я могу поделиться любыми своими мыслями и чувствами. И они живут там… Не знаю, выдумал я их, или просто когда-то давным-давно мы стали лучшими друзьями?... Я живу здесь, в этой крошечной комнатке с круглым окном, а они – на берегу залива, далеко-о отсюда. Мы вряд ли виделись, а если когда-то и виделись, то вряд ли увидимся вновь… Но я каждый вечер вспоминаю их. Я мечтаю когда-нибудь вернуться к ним снова, а они, я верю, всегда будут меня там ждать. Для них, наверное, ночь на пляже, это не красиво, это обыденно. А для меня – это сказка. Это мечта, это, это… Пока не придумано то слово, которым я могу это назвать. И вот я дышу, просто вдыхаю спертый, заполненный моими мыслями воздух моей тесной комнаты и мне кажется, что я чувствую в нем слабую долю того воздуха. Я вдыхаю и мне становится легче. Я уверен, я нужен кому-то, меня кто-то где-то ждет… Эта доля так ничтожна, ее так легко потерять… Но я никогда не потеряю, мне навсегда запомнилось эта разница – воздуха здесь, и воздуха того места, пусть даже я его себе выдумал…

Все можно выразить словами (письмо 3-е)

Темнота может быть мягкой. Она смягчает углы, выпрямляет прямые линии, сглаживает впадины. Это всего лишь небольшая часть какого-то переулка, однако сегодня она незабываема и уникальна. Я н6е знаю, где я. Это какая-то часть города, название которого произносится так часто, что уже никто его и не помнит – оно затоптано множеством языков в пыль даже тех улиц, которые, казалось, так сильно отдалены от этого самого города. Мои глаза видят недалеко – аргоновый фонарь, один на весь этот переулок освещает только то, что находится вокруг меня; его причудливая тень, почему-то похожая на стрелку, указывает на бетонное подножие фонаря,  сплошь обклеенного рекламами. Впереди меня улица резко поворачивает направо и тоне, тихо и беззвучно тонет в ночной темноте. Оранжевый свет фонаря освещает стену дома, состоящую из огромных блоков, днем таких уродливых, чьи точные копии можно найти в этом районе, а теперь напоминающих древнюю кладку дворца. Грязный заплеванный асфальт теперь не кажется грязным и не вызывает отвращения: он похож на мягкую, мышастого цвета губчатую материю, упруго пружинящую под ногами. Ночное небо, виднеющееся между нависшими над моей головой балконами, покрыто рыжеватой, с серым оттенком дымкой, потерявшей свою белизну от  света фонарей, дыма фабрик, густых и тягучих, словно мед, в который упала не одна капля дегтя, людских мыслей. Воздух вокруг меня прохладен, но я не могу надышаться им – он никак не может впустить мне в грудь мир и напоить меня своей прохладой. Внутри меня все так и остается горячим и сухим, словно пустыня, требующая дождя после долгого зноя.
А зной этот – мы его почти и не замечаем – и есть этот город. Это и есть пустыня, быстрее всего иссушающая прохладу разума, делающая серой как асфальт, палитру мыслей. Тут то и появляется в голове эта вязкая теплота, которая не осязаема и только это выдает ее вероломную полость. Потрескавшиеся от жары губы людей просят воды, а вода она очень-очень далеко, где-то на берегу залива, о котором я писал тебе (помнишь?)… Но даже если бы эти люди, да что люди, даже если бы мне предложили бы туда поехать… Я бы задумался.
Эта пустыня держит нас. Жестоко, крепко держит – да, есть те немногие, кто вырывается, сбегает в маленькие провинциальные городки, в деревни, но остальные… Остальные, даже чувствуя, что городская кутерьма их душит, даже не пытаются вырваться. Более того – им нравится здесь.
Я поворачиваю за угол и иду по темной улочке – мои шаги - мягкий стук подошв мои ботинок о ставший в сумраке мягким асфальт эхом раздаются в конце улочки, словно кто-то, дразня меня, повторяет за мной эти шаги…
Я никогда раньше не был тут, готов поклясться. Не видел этой улицы, этого фонаря, не слушал собственных шагов. Не был…
Но, мне кажется, что буду.
Сейчас я сижу за своим старым, темного дерева столом с завитушками, передо мной – круглое окно, за ним – лес, далекий фонарь… Вот что мне напоминает этот фонарь.
Ты знаешь, так часто мне кажется, что я был где-то, видел что-то… Но у меня есть так же уверенность, что мне все это – просто кажется. Я уже плохо разбираюсь, где мои фантазии, а где – то, что было…
Но тогда почему с такой ясностью я вижу эту улицу? Почему так отчетливо вижу это побережье, словно, был там? Может, до этой комнатки я жил я жил где-то воспоминания… Но нет – я, вроде, живу здесь с детства…
Это то, что я не могу выразить словами. Так часто перед моими глазами встают места, названий которых я не знаю и, возможно, мне не суждено их вовсе. Может, этих мест просто нет? Не знаю.
Увы, слов, которые человек знает, намного меньше, чем чувств, которые он способен испытывать. Почему у меня на сердце так тяжело, когда такая пасмурная погода? Почему радуга вселяет в меня надежду?
Потому, что я очень и очень одинок.
Но почему перед моими глазами встают эти картины? Кто те люди, чьи лица мне видятся так ярко, словно я встречаю их каждый день? И, в конце концов, что за странное необъяснимое чувство появляется у меня в груди, когда я думаю обо всем этом?
Не знаю.
И вряд ли когда-нибудь узнаю, если ты мне не поможешь. Я знаю, что ты есть – ты носишь мне еду! Кто ты? Ответь! Я описал улицу, побережье – что это за места? Я был там когда-нибудь? Жил ли там?
Молчишь… Уже третий день молчишь!...
… А все-таки словами выразить можно не все. Я бы даже сказал, что очень и очень малое можно выразить словами.
А ты как думаешь?

Послесловие
«Шесть квадратных метров жизни» – письма, которые я с подругой нашли в старом санатории, в котором работает мама моей подруги, прошлым летом. Письма вызывали у нас острый интерес – их было всего три, очевидно, было продолжение, но мы ничего больше не нашли. Нас очень волнует судьба несчастного, запертого в своей комнате. По описанию подходили две комнаты, но в одной не было кровати – мы решили, что оставшееся комната – его. Она находится на самом верхнем этаже, из окна действительно видно лес, видимо после его вырубки видно и дорогу. Мы не знаем не имени писавшего, о возрасте его можно только догадываться – он писал про то, что окошко на его двери находится намного выше его глаз… Как, в принципе, и моих. Мы до сих пор, даже этим летом спрашивали у местных про то, кто жил в этом особняке, но никто ничего толком не знает. Тот, кто как-то осведомлен на счет того, что там было, утверждает, что сколько он себя помнит, здание было туберкулезным диспансером, который стал потом обычным санаторием. Может, он был заразен и поэтому его изолировали? Туберкулез ведь разный бывает – он мог быть болен легочным, а остальные дети – костным. Я ищу писавшего эти письма. Может быть, кто-то из вас его знает, тогда, пожалуйста, скажите мне кто он, откуда, как он, где живет сейчас.
Еще он очень хорошо рисует – мы нашли пару его рисунков – скорее всего, у него было много времени, чтобы научиться!
Неизвестный – отзовись!